Так лети, Иноходец, сквозь стылую степь, то, что сталось, мы сделали сами... (с) Канцлер Ги
Пятница, 11 июля - "по жизни".
Зима - начало лета 1744 г. - в рамках игры.
Часть вторая.
Петербург.
Civis pacem - para bellum.
Собственно, продолжение.
читать дальшеПоздней весной 1744 г. я в сопровождении верного Гаврилы выехал из Берлина. Сашка, не дождавшись нас, ускакал по делам в королевский дворец, откуда его сам чёрт бы не выцарапал. Перед отъездом, правда, он зашёл ко мне и показал мне странную табличку, спросив, смогу ли я её прочитать. На этой деревянной, явно древней, но нисколько не пострадавшей от времени табличке были изображены странные символы, время от времени перемежавшиеся русскими буквами. Наскоро посовещавшись, мы с Сашкой решили, что табличек явно несколько, понеже такие «страницы» мне уже где-то попадались. Предположили мы также, что на этих табличках один и тот же текст, только проглядывающие сквозь шифр русские буквы везде разные, а значит, собрав все таблички, можно будет прочесть то, что на них написано, а зная шифр, можно будет обойтись и одной. Решив во что бы то ни стало решить эту задачу и отыскать того, кто мог бы нам эту табличку прочитать, мы снова разъехались. И снова, как позже выяснилось, ненадолго.
Путь мой лежал не на таможню, а снова в Цербст. Решил я, пользуясь оказией, заехать к герру Новаку, ибо столь ожидаемое мой письмо с предложением встретиться на постоялом дворе близ Берлина для обсуждения «торговой сделки» я получил. Конечно, я ехал к нему раньше времени, но… я чувствовал, что с головой ныряю в совершенно мне неизвестную, но грозящую всякими опасностями авантюру, и не мог предсказать, что со мной будет даже через месяц. Я не знал, смогу ли я быть в Пруссии к сентябрю 1744 г., я не знал даже, буду ли я к тому времени жив и не буду ли я сидеть, ожидая допроса, в застенках Тайной Канцелярии.
Герр Новак встретил нас с Гаврилой с истинно немецким радушием, предложив мне оставить коня и немного прогуляться за воротами крепости во избежание подслушивания нашего разговора. Во время беседы он сообщил, что навёл обо мне справки и что судя по всему, он может мне доверять. После этого он передал мне информацию, что Анна Леопольдовна с маленьким сыном и девицею Юлианой были заключены под стражу в крепость Дюнамюнде близ города Риги. На мои размышления вслух о подкупе стражи он ответил искренними сомнениями, после чего рассказал мне про небольшую, но верную лазейку для заключённых.
Оказалось, что к ним имеет непосредственный доступ некий чешский доктор Чезаре Вьеш, живущий там же в Риге, и, судя по всему, покровительствующий Анне Леопольдовне. Герр Новак описал мне Вьеша как человека весьма странного и чересчур осторожного, но заверил меня, что если я смогу расположить к себе сего доктора, передать весточку заключённым, а может быть, даже и проникнуть к ним для беседы для меня не составит особого труда. В благодарность за информацию я искренне назвал себя должником герра Новака и заверил его, что он всегда может являться в Петербург в дом Оленевых и пребывать там сколь угодно долго.
На сим мы расстались. Анждей Новак вернулся в Цербст, а мы с Гаврилою, забрав своих коней из Цербстких конюшен, поехали в Берлин во дворец Фридриха II с целью оформить надлежащим образом документы на выезд из Пруссии.
Документы мы получили без труда. После краткого таможенного досмотра, на котором, к моему несказанному удивлению, таможенники перлюстрировали все письма и иные бумаги, провозимые через границу, мы с Гаврилой покинули Пруссию. Краткий отдых на русской таможне – не сколько для людей, сколько для уставших коней – и мы въехали в пределы России. Впрочем там мы, как показали дальнейшие обстоятельства, долго не задержались.
Вернувшись в Петербург, я оставил Гаврилу на окраине города в игорном доме – пусть его отдохнёт, эскулап! – а сам незамедлительно поспешил домой. Меня встретил отец, сидящий в своём рабочем кабинете и перебирающий какие-то бумаги. Он был чрезвычайно обрадован моим приездом. Рассказав об учёбе в Геттингеме, о своих успехах и заграничных приключениях, я приступил к отцовской просьбе в давнишнем письме на постоялом дворе. Я рассказал ему о встречах с Анджеем Новаком и полученных от него сведениях. К тому времени у меня сложилось явственное представление о многочисленных сторонниках Брауншвейгской фамилии в Пруссии, и я поделился с отцом подозрением, что герр Новак является одним из них – несмотря на всю ту симпатию, которую я чувствовал к этому купцу. Закончил я разговор советом отцу во время следующего визита в Пруссию всенепременнейше заехать в Цербст и лично познакомиться с этим человеком.
Мой отец в ответ поведал мне загадочную историю, заставившую меня немедля вспомнить странную табличку и разговор с Сашкой весной на постоялом дворе около Берлина. Батюшка рассказал мне о библиотеке Софьи Палеолог. По его словам, эта библиотека, попав в Россию, неоднократно горела, но несколько книг из неё уцелело. В частности, один любопытнейший экземпляр написанной странными письменами «Деревянной книги», фрагменты которой, по слухам, разошлись по всей России. Отец мой, как образованнейший в Петербурге человек и известный библиофил и коллекционер, горел желанием видеть хотя бы часть этой «Деревянной книги» у себя в библиотеке. Я решил пока промолчать про виденный у Белова фрагмент, а потом уговорить Сашку отдать его отцу.
Наш разговор прервала дама из французского посольства, заехавшая к отцу с визитом. Линх, извини, я убей не помню, как по игре звали твоего персонажа! Может, скинешь в комменты? Я хотя бы дополню отчёт. Поскольку лето стояло жаркое, я с молчаливого согласия отца распорядился принести из погреба холодный квас, привезённый недавеча нашим дворецким Лукой из Холм-Агеево. Пока отец, выйдя за порог дома, разговаривал с ещё одним визитёром, посетившим нас, я развлекал гостью светской беседой. Мы поговорили о языках, о Пруссии, она расспросила меня о моей учёбе в Геттингеме. Разговор сопровождался совместным раскуриванием трубки. Эта дама меня удивила – женщину, да ещё и француженку, курящую трубку, я видел впервые.
После возвращения батюшки я, сославшись на усталость с дороги, попрощался с гостьей и отправился во флигель. Проходя мимо Гавриловой лаборатории я заметил, что он уже вернулся из «Горного дома» и спешно наводит порядок в своих комнатах. Гаврила рассказал мне про удачную игру в карты, а после этого оттащил в «глухой угол» комнаты для тайного разговора.
Внимательно выслушав Гаврилу, я не смог подавить в себе желания выбежать из лаборатории на конюшню и, несмотря на усталость, велеть седлать Буянчика, чтобы ехать искать Сашку. Оказалось, что мой камердинер не только знает про «Деревянную книгу» и то, что она разбита на части, но и сможет её прочитать, попади она к нему в руки! Восторгу моему и радости не было предела. Пообещав Гавриле, что на исходе года этот фрагмент точно будет у него в руках, я, как уже говорил раньше, оседлал Буянчика и выехал в город.
Искренне Ваш
Никита Оленев, князь.
Зима - начало лета 1744 г. - в рамках игры.
Часть вторая.
Петербург.
Civis pacem - para bellum.
Собственно, продолжение.
читать дальшеПоздней весной 1744 г. я в сопровождении верного Гаврилы выехал из Берлина. Сашка, не дождавшись нас, ускакал по делам в королевский дворец, откуда его сам чёрт бы не выцарапал. Перед отъездом, правда, он зашёл ко мне и показал мне странную табличку, спросив, смогу ли я её прочитать. На этой деревянной, явно древней, но нисколько не пострадавшей от времени табличке были изображены странные символы, время от времени перемежавшиеся русскими буквами. Наскоро посовещавшись, мы с Сашкой решили, что табличек явно несколько, понеже такие «страницы» мне уже где-то попадались. Предположили мы также, что на этих табличках один и тот же текст, только проглядывающие сквозь шифр русские буквы везде разные, а значит, собрав все таблички, можно будет прочесть то, что на них написано, а зная шифр, можно будет обойтись и одной. Решив во что бы то ни стало решить эту задачу и отыскать того, кто мог бы нам эту табличку прочитать, мы снова разъехались. И снова, как позже выяснилось, ненадолго.
Путь мой лежал не на таможню, а снова в Цербст. Решил я, пользуясь оказией, заехать к герру Новаку, ибо столь ожидаемое мой письмо с предложением встретиться на постоялом дворе близ Берлина для обсуждения «торговой сделки» я получил. Конечно, я ехал к нему раньше времени, но… я чувствовал, что с головой ныряю в совершенно мне неизвестную, но грозящую всякими опасностями авантюру, и не мог предсказать, что со мной будет даже через месяц. Я не знал, смогу ли я быть в Пруссии к сентябрю 1744 г., я не знал даже, буду ли я к тому времени жив и не буду ли я сидеть, ожидая допроса, в застенках Тайной Канцелярии.
Герр Новак встретил нас с Гаврилой с истинно немецким радушием, предложив мне оставить коня и немного прогуляться за воротами крепости во избежание подслушивания нашего разговора. Во время беседы он сообщил, что навёл обо мне справки и что судя по всему, он может мне доверять. После этого он передал мне информацию, что Анна Леопольдовна с маленьким сыном и девицею Юлианой были заключены под стражу в крепость Дюнамюнде близ города Риги. На мои размышления вслух о подкупе стражи он ответил искренними сомнениями, после чего рассказал мне про небольшую, но верную лазейку для заключённых.
Оказалось, что к ним имеет непосредственный доступ некий чешский доктор Чезаре Вьеш, живущий там же в Риге, и, судя по всему, покровительствующий Анне Леопольдовне. Герр Новак описал мне Вьеша как человека весьма странного и чересчур осторожного, но заверил меня, что если я смогу расположить к себе сего доктора, передать весточку заключённым, а может быть, даже и проникнуть к ним для беседы для меня не составит особого труда. В благодарность за информацию я искренне назвал себя должником герра Новака и заверил его, что он всегда может являться в Петербург в дом Оленевых и пребывать там сколь угодно долго.
На сим мы расстались. Анждей Новак вернулся в Цербст, а мы с Гаврилою, забрав своих коней из Цербстких конюшен, поехали в Берлин во дворец Фридриха II с целью оформить надлежащим образом документы на выезд из Пруссии.
Документы мы получили без труда. После краткого таможенного досмотра, на котором, к моему несказанному удивлению, таможенники перлюстрировали все письма и иные бумаги, провозимые через границу, мы с Гаврилой покинули Пруссию. Краткий отдых на русской таможне – не сколько для людей, сколько для уставших коней – и мы въехали в пределы России. Впрочем там мы, как показали дальнейшие обстоятельства, долго не задержались.
Вернувшись в Петербург, я оставил Гаврилу на окраине города в игорном доме – пусть его отдохнёт, эскулап! – а сам незамедлительно поспешил домой. Меня встретил отец, сидящий в своём рабочем кабинете и перебирающий какие-то бумаги. Он был чрезвычайно обрадован моим приездом. Рассказав об учёбе в Геттингеме, о своих успехах и заграничных приключениях, я приступил к отцовской просьбе в давнишнем письме на постоялом дворе. Я рассказал ему о встречах с Анджеем Новаком и полученных от него сведениях. К тому времени у меня сложилось явственное представление о многочисленных сторонниках Брауншвейгской фамилии в Пруссии, и я поделился с отцом подозрением, что герр Новак является одним из них – несмотря на всю ту симпатию, которую я чувствовал к этому купцу. Закончил я разговор советом отцу во время следующего визита в Пруссию всенепременнейше заехать в Цербст и лично познакомиться с этим человеком.
Мой отец в ответ поведал мне загадочную историю, заставившую меня немедля вспомнить странную табличку и разговор с Сашкой весной на постоялом дворе около Берлина. Батюшка рассказал мне о библиотеке Софьи Палеолог. По его словам, эта библиотека, попав в Россию, неоднократно горела, но несколько книг из неё уцелело. В частности, один любопытнейший экземпляр написанной странными письменами «Деревянной книги», фрагменты которой, по слухам, разошлись по всей России. Отец мой, как образованнейший в Петербурге человек и известный библиофил и коллекционер, горел желанием видеть хотя бы часть этой «Деревянной книги» у себя в библиотеке. Я решил пока промолчать про виденный у Белова фрагмент, а потом уговорить Сашку отдать его отцу.
Наш разговор прервала дама из французского посольства, заехавшая к отцу с визитом. Линх, извини, я убей не помню, как по игре звали твоего персонажа! Может, скинешь в комменты? Я хотя бы дополню отчёт. Поскольку лето стояло жаркое, я с молчаливого согласия отца распорядился принести из погреба холодный квас, привезённый недавеча нашим дворецким Лукой из Холм-Агеево. Пока отец, выйдя за порог дома, разговаривал с ещё одним визитёром, посетившим нас, я развлекал гостью светской беседой. Мы поговорили о языках, о Пруссии, она расспросила меня о моей учёбе в Геттингеме. Разговор сопровождался совместным раскуриванием трубки. Эта дама меня удивила – женщину, да ещё и француженку, курящую трубку, я видел впервые.
После возвращения батюшки я, сославшись на усталость с дороги, попрощался с гостьей и отправился во флигель. Проходя мимо Гавриловой лаборатории я заметил, что он уже вернулся из «Горного дома» и спешно наводит порядок в своих комнатах. Гаврила рассказал мне про удачную игру в карты, а после этого оттащил в «глухой угол» комнаты для тайного разговора.
Внимательно выслушав Гаврилу, я не смог подавить в себе желания выбежать из лаборатории на конюшню и, несмотря на усталость, велеть седлать Буянчика, чтобы ехать искать Сашку. Оказалось, что мой камердинер не только знает про «Деревянную книгу» и то, что она разбита на части, но и сможет её прочитать, попади она к нему в руки! Восторгу моему и радости не было предела. Пообещав Гавриле, что на исходе года этот фрагмент точно будет у него в руках, я, как уже говорил раньше, оседлал Буянчика и выехал в город.
Искренне Ваш
Никита Оленев, князь.
@музыка: "Мал наш опыт, но подлый топот отличаем от честной скачки..."
-
-
15.07.2008 в 12:52-
-
15.07.2008 в 13:09Хорошо, что не переминается с ноги на ногу )))
-
-
15.07.2008 в 13:36"Гардемарины" тоже не сразу снимались. Поскольку я взял на себя труд описывать игровые события более-менее детально, отчёт видимо затянется. Как минимум ещё три части такого же размера точно будут.
-
-
15.07.2008 в 13:47Вкусно пишешь.
-
-
16.07.2008 в 01:32" тоже не сразу снимались.
Посмотреть их, что ли?